Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула] - Стивен Дональдсон

Поэтому вспомни мое поручение, низкопоклонник. Или, может быть, ты не прочь передохнуть в его лапах?»

Сердце Кавинанта тяжело ухало от огромной силы отвращения к произносимым им же словам и к этому презрительному тону. Но это было еще не все.

— «Еще несколько слов, последнее предостережение. Не забудь, кого все-таки следует бояться. Мне приходилось довольствоваться убийствами и мучениями, но теперь план мой составлен, и я начал действовать. Я не позволю себе отдыхать до тех пор, пока не искореню в Стране надежду. Подумай над этим и ужаснись».

Закончив, Кавинант ощутил, как страх и отвращение вспыхнули в Святилище, словно зажженные его вынужденным монологом.

«Проклятье! Проклятье!» — молча стонал он, пытаясь избавиться от застилавшей глаза черной пелены, из которой вылилось презрение Фаула. Нечистый!

Тротхолл сидел со склоненной головой, сжав посох так, словно пытался извлечь из него мужество. Позади него Тьювор и Вомарк Гаф стояли в позах воинственной готовности. И только Вариоль с Тамарантой тихо покачивались, сидя на своих местах, словно все еще дремали и пребывали в абсолютном неведении относительно всего происходящего. Осандрея же смотрела на Кавинанта широко раскрытыми глазами, словно он поразил ее в самое сердце. Стоявший напротив нее Морэм держался прямо, с высоко поднятой головой и закрытыми глазами, твердо опираясь посохом о каменный пол; и в том месте, где металлический наконечник соприкасался с камнем, горело горячее голубое пламя. Гигант сгорбился в своем кресле; его огромные руки с силой сжимали подлокотники. Плечи его дрогнули, и камень внезапно треснул.

При этом звуке Осандрея закрыла лицо руками, издав приглушенный возглас:

— Меленкурион абафа!

В следующее мгновение она опустила руки и вновь обратила свой тяжелый изумленный взгляд на Кавинанта. И тогда он воскликнул: «Нечистый!» и тем самым словно согласился с ней.

— Смейся, Кавинант, — хрипло прошептал Гигант.

— Ты поведал нам о том, что наступает конец всему. Теперь помоги нам. Смейся.

Кавинант бесцветным голосом ответил:

— Смейтесь вы. «Радость — в ушах тех, кто слушает». Я этого сделать не могу.

К его удивлению Преследующий Море и в самом деле рассмеялся. Подняв голову, он издал какой-то придушенный, ненатуральный звук, больше похожий на рыдание; но через мгновение звук этот смягчился, стал чистым и постепенно приобрел выражение неудержимого веселия. Ужасное напряжение испугало Кавинанта.

Пока Гигант смеялся, Член Совета понемногу справился от первого шока ужаса, Тротхолл медленно поднял голову.

— Бездомные — это благо для Страны, — пробормотал он.

Морэм опустился на сидение, и огонь между его посохом и полом угас. Осандрея тряхнула головой, вздохнула и провела рукой по волосам. Кавинант вновь ощутил что-то наподобие мысленного общения между Лордами; не говоря ни слова, они, казалось, взялись за руки, делясь друг с другом своей силой.

Сидя в одиночестве и чувствуя себя ничтожным, Кавинант ждал, когда они начнут задавать ему вопросы. И в этом ожидании он изо всех всех сил старался вновь вспомнить все, от чего зависело его выживание.

Наконец внимание Лордов вновь обратилось к нему. Лицо Тротхолла выражало крайнюю усталость, однако его взгляд оставался твердым и решительным.

— Ну что ж, Неверующий, — мягко сказал он. — Ты должен рассказать нам обо всем, что с тобой произошло. Мы должны знать, каким образом угрозы Лорда Фаул получили такое воплощение.

Кавинант скорчился на своем сидение. Он едва мог устоять перед желанием дотронуться до кольца. Черные тени воспоминаний хлопали крыльями перед его лицом, пытаясь сломить его защиту. Все в Святилище теперь смотрели на него.

Посылая слова вниз, словно выталкивая из себя потрескавшиеся кирпичи, он начал:

— Я оказался здесь… я пришел сюда совсем из другого места. Меня доставили на Смотровую Кевина… я не знаю, каким образом. Сначала я встретился с Друлом, потом Фаул оставил меня на Смотровой. Они, кажется, знают друг друга.

— А Посох Закона? — спросил Тротхолл.

— Я видел какой-то посох у Друла — весь украшенный резьбой, с металлическим наконечникам, как у вас. Что это было, я не знаю.

Теперь у Тротхолла исчезла последняя тень сомнения, и Кавинант мрачно заставил себя описать все события путешествия, не упоминая, однако, о себе, о Лене, Триоке и Барадакасе. Когда он рассказывал об убитом Вейнхим, дыхание с шумом вырвалось из горла Осандреи, но остальные Лорды никак не прореагировали на это.

Затем, когда он упомянул о зловещем незнакомце, возможно, Пожирателе, посетившем Парящий Вудхельвен, Морэм напряженно спросил:

— Незнакомец пользовался каким-либо именем?

— Он называл себя Иоханнумом.

— А… И какова была его цель?

— Откуда я могу знать? — прошипел Кавинант, пытаясь с помощью раздражения скрыть свою неискренность. — Я не знаю никаких Пожирателей.

Морэм уклончиво кивнул, и Кавинант продолжил описание своего совместного с Этьеран путешествия через Анделейн. Он старательно избегал всякого намека на зло, нападавшее на него через подошвы ботинок. Но когда он подошел к описанию Праздника Весны, то запнулся.

— Духи! — молча простонал он, ощутив боль в сердце. Ярость и ужас той ночи все еще не покинули его, все еще терзали его израненное сердце.

«Кавинант, помоги им!» — стоял у него в ушах крик Этьеран.

А как он мог это сделать? Это сумасшествие! Он не… он не Берек.

С усилием, словно произносимые им слова ранили горло, он сказал:

— Во время празднования произошло нападение юр-вайлов. Мы бежали. Некоторые из духов были освобождены одним из… одним из Освобожденных, как его назвала Этьеран. Потом луна стала красной. Мы добрались до реки и встретили там Преследующего Море. Этьеран решила вернуться домой. Сколько еще я должен все это терпеть, черт подери?

Неожиданно Лорд Тамаранта подняла опущенную голову.

— Кто пойдет? — спросила она, обращаясь к потолку Святилища.

— Пока еще не решено, пойдет ли кто-нибудь вообще, — мягко ответил ей Тротхолл.

— Нонсенс! — фыркнула она. Потянув за тонкую прядку волос за ухом, она заставила свое слабое тело принять вертикальное положение.

— Если уж где и проявить осторожность, то только не в таком вопросе. Слишком он важен. Мы должны действовать. Разумеется, я верю ему. У него в руках посох Хайербренда, разве нет? Какой Хайербренд отдал бы свой посох, не имея на то серьезной причины? И посмотрите, один конец у него почернел. Он сражался с помощью этого посоха — на Праздновании, если я не ошибаюсь. Ах, бедные духи! Это было ужасно, ужасно!